Свящeнник-пeрeсeлeнeц, кoтoрый прoжил в «дэнээрoвскoм» Дoнeцкe пoлтoрa гoдa, eдинствeнный, ктo oткрытo пытaлся прeдoтврaтить пoзoрный «пaрaд» укрaинскиx вoeннoплeнныx в aвгустe 2014-гo, пoдeлился свoими oщущeниями oб этoм слoжнoм пeриoдe своей жизни.

Экс-пресс-секретарь Донецкой епархии УПЦ МП протоиерей Георгий Гуляев убежден, что нельзя предавать свою страну, но и мерять категориями «коллективной ответственности» негожие поступки отдельных батюшек, интерполируя их на всю Церковь, неправильно. Какие чувства мешают дончанам сделать выбор в пользу Украины и почему на свободной территории он так и не может почувствовать себя полноправным гражданином, — об этом священник рассказал в интервью 62.ua.

- О.Георгий, что лично Вы как священник ощущали летом 2014 года, что происходило тогда в Донецке?

- Ну, это первая война в моей жизни, надеюсь, что и последняя. Ко многим проблемам военного времени мы оказались не готовы. Но как священнику мне было проще других — Тот, кому я служу — Господь Иисус Христос, Он ведь никуда не ушел. То есть поменялась обстановка, флаги, но я делал то, что должно делать священнослужителю. Несмотря ни на что, я оставался гражданином страны и отцом семейства. Это помогло сохранять общее направление, постоянно реагировать на меняющуюся обстановку в Донецке и определяло все мои дела летом 2014 года, когда мы делали все, что в наших силах. Те ценности, которые мы прививали долгое время в Донецке, связи с хорошими добрыми людьми, в том числе с журналистским сообществом — все, к сожалению, стало уходить. Яркие журналисты вынуждены были покинуть город, вместо журналистики пришла пропаганда. Почетные горожане также не поддержали все происходящее. Вместо них появились те люди, которые хотели войны. Мы остались с этим один на один в городе.

Яркие журналисты вынуждены были покинуть город, вместо журналистики пришла пропаганда. Почетные горожане также не поддержали все происходящее. Вместо них появились те люди, которые хотели войны. Мы остались с этим один на один в городе.

У меня было несколько серьезных встреч, когда были попытки освобождения заложников и пленных, приходилось общаться с полевыми командирами. В тот момент вряд ли чувствовал реальную опасность, до конца не оценивал последствия — действовал по ситуации, как священник, понимая, что пришло, наверное, время испытаний. Делал это не для великой идеи, а просто понимая, что можешь кому-то помочь, хотя бы воды привезти в больницу – бери и делай. А потом этих возможностей становилось все меньше и меньше, стали рваться социальные связи, а новые устанавливать и не хотелось. Потому что люди строят какое-то свое новое «государство», при этом некоего противоречия от нарушения законов, они абсолютно не замечали. Если говорить о какой-то политической стороне — все мы граждане Украины, и хорошое-плохое это государство, сильное оно или слабое, но нельзя предавать страну. В этом случае заповедь — «Не прелюбодействуй!», вполне применима и в отношении к своей стране. Даже если что-то тебе не нравится — можно и нужно говорить, спорить, выражать свое мнение, но не воевать.

- Тем летом Вы пытались предотвратить страшное событие в Донецке — «парад пленных» украинских воинов и потом открыто высказали все, что думали о произошедшем, Вам угрожали?

- После многие говорили — но ничего же страшного не произошло. Провели по улице Артема и всё. Слава Богу, что не произошло. Но я лично не приемлю унижение человека в какой-либо форме. То есть мне неважно, кто это будет по национальности или по политическим убеждением. У меня на тот момент были какие-то номера телефонов — я звонил, говорил, что так делать нельзя. Но все уходили от ответа. В общем, как священник, как человек я выразил свою позицию на свой странице в Фейсбуке и очень надеялся, что этого не произойдет.

Но когда появились первые фотокадры с «парада», я просто плакал в пустом кабинете перед монитором ноутбука. И написал те слова, что Донецк в этот день умер, которые потом через какое-то время мне припомнили.

Когда появились первые фотокадры с «парада», я просто плакал в пустом кабинете перед монитором ноутбука. И написал те слова, что Донецк в этот день умер, которые потом через какое-то время мне припомнили.

Нет, прямых угроз не было, стоит отдать должное. Была какая-то полуправда, общий гнетущий фон, когда ты понимаешь, что ты не в своей тарелке.

Так или иначе, со временем мне все равно пришлось бы взаимодействовать с кем-то из новых властей. Я не ставил себе задачу партизанить или саботажничать, потому что считаю, что священник не должен этим заниматься. И, как говорит моя жена: «Ты не умеешь врать, у тебя все отношение к человеку на лице написано…»

Пришло время выбора. Я сделал для своих прихожан все, что мог — всем помог оформить пропуска из «зоны АТО», специально ездил для этого в Великоновоселовку, оформлял для старушек пропуска на специальном сайте. Из-за войны постепенно закрылись все издательские епархиальные проекты, в которых я участвовал. Мы смогли достроить домовой храм в «Донецшахтопроходке», где я тоже был настоятелем. Выехала моя семья, и я принял решение, что пора ехать мне, это было в октябре 2015 года. Дальше решил чисто технический вопрос — переход в другую епархию.

- Неприятный, наверное, вопрос, но как бы прокомментировали случаи, когда кто-то из священников УПЦ МП повели себя не как священники, не как граждане Украины, а призывали к предательству, благославляли боевиков?

- Есть несколько мифов о Церкви, и одно из заблуждений — это то, что высказывания одних священников являются мнением всех остальных. Природа Церкви — сетевая. Если вы думаете, что в Церкви одно мнение, то глубоко ошибаетесь. Общий у нас только Символ веры. Это то же самое, что сказать, что все пользователи Фейсбука имеют одинаковое мнение, если у них стандартный профиль. Есть, конечно, священноначалие, которое озвучивает некоторые вещи, а есть конкретный человек, его простая приходская жизнь, где он живет своей реальностью, он пришел в Церковь, ища спасения. У нас в УПЦ деление не на проукраинских и пророссийских. У нас совершенно другие категории и классификация — есть сельский батюшка, есть городской, есть образованный, есть необразованный, есть откровенные коммерсанты и есть нестяжатели, которые готовы все отдавать, есть молодые активисты и созерцательные старцы.

Но есть и люди, да, они есть, я не отрицаю, которые решили проявить свою политическую позицию в новых условиях, забыв, что у них есть сан и обеты, которые они давали перед Евангелием и Крестом. Таких человек 10-15 наберётся во всей Донецкой области. Плюс ещё «гастролёры» из России, часто заштатные или запрещённые в служении, эдакие православные «солдаты удачи».

Но есть и люди, да, они есть, я не отрицаю, которые решили проявить свою политическую позицию в новых условиях, забыв, что у них есть сан и обеты, которые они давали перед Евангелием и Крестом.  

На самом деле Православной Церкви на Донбассе очень непросто. Потому есть колоссальные ожидания от новых «властей» непризнанных республик, но Церковь не отвечает этим ожиданиям. Им бы хотелось встроить Церковь в некую государственную структуру, но этого не происходит. То есть на территории, неконтролируемой украинской властью, по-прежнему действует Украинская Православная Церковь — и все. Священноначалие сохраняет довоенную структуру церковно-государственных отношений – «Церковь отделена от государства» и всячески противится вмешательству во внутренние дела церковных общин.

Причем границы епархий не поменялись, они не совпадают с картой Минских соглашений. Духовенство находится на своих местах, совершаются богослужения, требы. Есть небольшой отток, кто-то уехал в Украину, кто-то в Россию, кто-то уже 2 года ездит туда-сюда к своим семьям, но 90% духовенства остаются на своих местах. Мотивы, понятно разные, кто-то адаптировался к войне, кому-то банально просто некуда ехать.

Никто ведь не даст гарантий, что на новом месте у священника будет приход, и где будет жить его семья, а как правило, священники многодетные. Кто-то готов с этим мириться, а кто-то нет. Начальство это все принимает как некую данность.

К сожалению, я так и не встретил за время вооруженного конфликта на Донбассе толковой аналитики по религиозной ситуации в регионе. Именно аналитики, а не пропагандистских штампов с полуправдой.

- У боевиков есть подразделение, которое называется «Русская православная армия», почему Церковь публично от нее не дистанцируется?

- Я лично, будучи пресс-секретарём Донецкой епархии, общался со священником, который по личной инициативе пришел к этим людям с намерением их окормлять. Ну так они его, мягко говоря, послали. Вот батюшка-инициативщик и сокрушался по этому поводу. То есть у этой «РПА» нет священников, это какая-то парадоксальная структура. О том, что Церковь не имеет к ним никакого отношения, на самом деле неоднократно официально заявлялось от имени отдела внешних церковных связей УПЦ. Включены ли они теперь в структуру «ВС ДНР», мне сейчас не известно. Это не предмет моих каждодневных переживаний. Но описанный мною случай имел место.

- Использовала ли Церковь свое влияние, учитывая авторитет русской православной церкви на востоке, чтобы постараться предотвратить конфликт, четко высказаться в храмах?.. Вот на Майдане священники православные вышли, и всеми был отмечен этот шаг как позитивный…

- Сослагательного наклонения история, как известно, не знает. Кстати, мне лично бы хотелось стать там, на Грушевского, между сторонами, думаю, если бы там было много священников, может, сложилось бы по-другому. Но, увы, все пошло иначе…

В Донецке есть своя специфика. Дисциплинированность донецкого духовенства помогла избежать на тот момент худших событий.

В каких-то вопросах нас, духовенство, просто не слушали. Мы оказались не в струе политического потока. Тогда пришли другие люди. В Церкви тоже есть много течений, которые, кстати, были осуждены на Соборе в Крите. Я говорю о фундаментализме. Есть люди, формально принадлежащие к Церкви, но их убеждения далеки от христианского идеала.

Речь идет о политическом православии, о так называемом царебожье, борцах с идентификационными кодами и т.п. Эти люди очень активны, у них есть свои группки, которые периодически хотят быть на виду. Я, кстати, говорил еще два года назад французским журналистам и ОБСЕ, что для православия сейчас время серьезных испытаний. Как в свое время в Чечне представители радикальных групп ваххабитов фактически подставили ислам тем, что произносили какие-то лозунги, которые противоречили сути исламской этики. Создался негативный образ мусульман. Подобные действия православных фундаменталистов сыграли злую шутку и с УПЦ.

Есть такое понятие — коллективная ответственность, оно свойственно примитивным сообществам. Конечно, в условиях войны, мы, наверное, деградировали, упростили многие понятия и стали напоминать в некоторых вопросах отношения к законам, верховенству права и т.д. эти самые примитивные сообщества. Не могу сказать, что мы втягиваемся в средневековье, но эта коллективная ответственность распространилась на отношение к Церкви. «Согрешил батюшка – пусть отвечает вся Церковь», но так нельзя.

Не могу сказать, что мы втягиваемся в средневековье, но эта коллективная ответственность распространилась на отношение к Церкви. «Согрешил батюшка – пусть отвечает вся Церковь», но так нельзя.

Кстати, в Луганской области был такой случай, когда заштатного митрополита, владыку Иоанникия, который страдает болезнью и уже давно не управляет епархией, а просто находится на покое, привезли на инаугурацию Плотницкого, дали в руки иконку — «благослови». А архиерей даже не знает, кто перед ним, зато картинка для СМИ получилась красивая.

Тут такая тонкая вещь — сами-то они (боевики — ред.) понимают, что их не сильно жалуют. Были факты, что не найдя поддержки у местных священников, они вынуждены были прибегать к услугам заштатных священников из России. Есть такой «игумен Афанасий», который весной 2014 года приехал захватывать Донецкую ОГА, считая это своим долгом. Вместо пользы принёс вред.

Священник не может отказать в исповеди, венчать, если люди православные, или крестить детей. Я и венчал, и крестил, и исповедовал и «ополченцев», и участников АТО. Но освящать оружие — это без меня. Не могу и все. Сегодня даже в моих проповедях вы не услышите ничего милитаристского. Хотя до войны я любил общаться с бывшими военными и надевать на даче камуфляж и берцы, чтоб удобнее было работать. Так что считайте меня пацифистом…

- Привыкли на новом месте, статус переселенца получили?

- Как священник, который старается быть полезным приходу, и зависим от него, в быту я вполне адаптировался. Есть люди, которым гораздо хуже.

Угнетает, конечно, нерешенность статуса «переселенец». Вот кто-то мне говорит, а зачем вам, батюшка, избирательные права? Я уже 18 лет священник. И все эти 18 лет я плачу налоги, и считаю что это нормально. Мне не стыдно смотреть людям в глаза, я гражданин этой страны, и вообще у меня есть свое мнение по этому поводу — избирательными правами должен владеть только тот, кто работает, т.е. налогоплательщик. А сейчас получается, есть стигмация, только потому что человек из Донецка, он не участвует в жизни громады, где живет сегодня.   Вокруг происходят какие-то процессы, а ты чувствуешь себя лишним. Так не должно быть.

А сейчас получается, есть стигмация, только потому что человек из Донецка, он не участвует в жизни громады, где живет сегодня.

- На Ваш взгляд, каковы политические перспективы «республик», вернется ли туда украинская власть и ментальность?

- В условиях войны все очень радикализировались, и у дончан есть большая обида. Особенно за бессмысленные обстрелы. Как это преодолеть — не знаю. Будет ли это политическим заявлением, но, по-моему, при нынешней власти в стране этого не произойдет. Нужны новые люди, сильные и добрые. Наша власть сегодня выдает свои мысли за мысли всего украинского народа. И то, что видится из Донецка — официальная власть должна предложить нечто, выстроить так отношение к своему народу, чтобы люди хотели жить в Украине, а не выживать. Тогда и те, кто живёт в Донецке, повернутся в сторону Украины.

- Ну Вы же понимаете, какая там пропаганда…

- Пропаганда пропагандой, но нельзя сказать, что дончане полностью «зазомбированы». Есть же миграционный процесс, едут туда, едут обратно. Многие понимают, что Украина такая же, как и была, это наша страна. Но вот даже если судить по отношению к переселенцам, то это показывает, что ничего в стране, к сожалению, не поменялось по отношению к людям. А ещё у дончан есть простые вопросы, на которые очень сложно ответить. Например, если Донецк оккупирован российскими войсками, то почему на украинских блок-постах проверяют не крепких мужчин с российскими паспортами, а всех подряд от малолетних детей до 90-летних старух? Причем всё это на жаре, без надлежащих санитарных условий и т.д.

- Вернетесь ли Вы в Донецк?

- Я не буду загадывать, но если Донецк скажет, что им снова нужен Гуляев, то я вернусь…

- Прямо сейчас?

- … Я свободный человек, я ценю свою свободу, я не уехал на второй день, я честно оставался там 1,5 года под обстрелами. Я пристроил всех, кого мог, завершил все проекты, простился с теми, кто простил меня, но нельзя вечно тянуть мертвую лошадь, потому что она когда-то была хорошей.

Кроме того, у священника есть своя малая церковь — это семья, и я как ее глава не могу подавать соблазн своим детям и жене. Я не могу разрушить семью ради того, что кто-то решил остаться в Донецке, хотя половина моего прихода уехали, и я сегодня знаю, кто и где находится, общаемся, помогаю. Да, хотелось бы, чтобы все было по-старому, но произошло то, что произошло. Я считаю, что виноваты обе стороны. Ситуацию упустили в Киеве, а донецкие заигрались и доигрались…

- Сегодня УПЦ МП проводит Крестный ход за мир в Украине, это своевременная идея?

- Идея сама по себе замечательная, это очевидные вещи, которые нужно делать – всеми силами приближать мир. Понятно, что идеально это было бы сделать еще в январе 2014 года. Возможно, это должна была быть «сидячая забастовка» со стороны духовенства и мирян с постом и неусыпающей Псалтирью. Почему наша Церковь на тот момент оказалась не дееспособной, почему Бог так допустил, возможно, это наказание Божье, как и война, но сейчас мы выкарабкиваемся из этого состояния. Правда, если этот Крестный ход станет шествием на Голгофу, я пойду с этими людьми, так, как я был готов пройти с «парадом» военнопленных в Донецке. Как христианин буду с теми, кто унижаем и гоним.